Почти в каждой безобидной детской загадке  есть детективный подтекст. Но дети об этом не задумываются. Моё детское мировоззрение изменила обаятельно-хриплая фраза Ливанова: «Элементарно, Ватсон!» И вот тут возникли вопросы: кто столкнул А и похитил Б? За что девица сидит в темнице? Когда Конан Дойл был зачитан до дыр, появилась Агата Кристи, Эдгар По, О.Генри. Потом были друзья, дискотеки, экзамены, институт… И настоящая взрослая жизнь, в которой, как оказалось, интеллектуальным детективам места маловато. Теперь, в этой самой взрослой жизни, берёшь очередное бульварное чтиво и листаешь – тайком от самого себя. Потому что вроде как стыдно читать низкосортные книги, а коварный Шерлок сидит внутри и просит – ну пожалуйста, ну в последний раз! И каждый «последний» раз остаётся осадочек – сюжет есть, убивец есть, а наслаждения – нет. Но когда меня пригласили расследовать убийство, совершённое полтысячи лет назад, мой Шерлок впервые за долгое время остался доволен.

     Успех испанца Артуро Переса-Реверте в литературе по масштабам можно сравнить разве что с успехом Битлз в музыке. Его детективы сверхпопулярны во всем мире и почти все экранизированы. Кроме головокружительно закрученного сюжета они привлекают изящным стилем, тонким психологизмом, загадочностью мира антикваров, букинистов, шахматистов и коллекционеров разного рода произведений искусств. Роман «Фламандская доска» - один из лучших в копилке автора.

     Реставратор Хулия работает над картиной фламандца Питера ван Гюйса «Игра в шахматы» и готовит её к аукциону. Под рентгеновскими лучами она обнаруживает закрашенную надпись, которая становится ключом к политическому убийству XV века: «В этой картине нет ничего случайного или малозначащего. Всё подчинялось определённому плану, определённой цели, а цель эта выражалась в вопросе «Кто убил рыцаря?», который кто-то вполне преднамеренно, из страха или каких-нибудь только ему известных соображений, закрасил или приказал закрасить». Такой поворот событий может существенно поднять стартовую цену картины, но сыграть в Шерлока и восстановить справедливость – заманчивее, чем просто раскрыть надпись и продать. Чтобы решить загадку, необходимо восстановить шахматную партию, изображённую на картине. Шахматист Муньос, которого Хулия просит помочь, делает вывод об авторе партии: «Кто бы он ни был, у него какой-то… извращённый ум… Впрочем, как и у любого хорошего шахматиста. Но у этого было нечто большее: особый талант устраивать разные ловушки, наводить на ложный след… Я бы сказал, что он играл в шахматы каким-то дьявольским способом». Внезапно Хулия понимает, что она странным образом оказалась связана с этой картиной. Неизвестный игрок заставляет её закончить партию, и каждая фигура, взятая чёрным ферзём, оборачивается потерянной человеческой жизнью, поэтому каждый ход может стать судьбоносным: «Тот страх, который только что обнаружила в себе Хулия, был другого рода. Новый, необычный, незнакомый до сих пор, отмеченный тенью Зла – Зла с большой буквы, первой буквы того, от чего произошли страдания и боль. Зла, которое возможно изобразить лишь краской, чёрной как тьма, чёрной, как мрак, чёрной, как одиночество. Зла, начинающегося с той же буквы, что “зверство” и “злодейство”».  Финал – неожиданный и глубоко философский. Зло умирает непобеждённым, а его сценарий продолжает воплощаться в жизнь. Сразу вспоминается булгаковский Воланд: «Что бы делало твое добро, если бы не существовало зла?»

     Сам процесс чтения романа приносит эстетическое удовольствие. Перес-Реверте – блестящий стилист, и русский перевод очень близок к оригиналу: «Было нечто пугающее в этом множестве стеклянных и фарфоровых глаз, смотревших на нее не мигая, с выражением той священной мудрости, что является привилегией одного лишь времени; неподвижных глаз, глядевших с бледных восковых или картонных лиц поверх одеяний, которые годы осыпали своей пылью, приглушив цвета тканей и белизну кружев».

     Атмосфера бомонда, созданная в романе, заставляет стыдиться типично русской медийной «тусовки». Чисто, аккуратно — все не по-нашему.  Будь то изящные манеры кабальеро или изнанка жизни – всё выглядит эстетично: «Настоящий кабальеро, - пояснил Монтегрифо с улыбкой, лишавшей это замечание его торжественной возвышенности, - никогда не пользуется ножом для рыбы.

     - А как же вы обходитесь с костями? – полюбопытствовала Хулия.

     Монтегрифо невозмутимо выдержал ее взгляд.

     - Я никогда не хожу в рестораны, где рыбу подают с костями».

     Интеллектуальную игру, начатую Пересом-Реверте, хочется продолжать и после прочтения книги. Я, например, загуглила картину и нашла даже не сотни – тысячи комментариев от братьев по поискам. Сложно поверить, что весь роман – только изящная выдумка, настолько органично «Фламандская доска» вместила в себя мир аукционистов, художников, антикваров и даже контрабандистов.

     Перес-Реверте не одинок в мире интеллектуального исторического детектива. Но от того же Дэна Брауна или Патрика Зюскинда остаётся неприятное послевкусие, почти как от русского бомонда. И если Достоевский своими детективами заставил весь мир учить русский язык, то Перес-Реверте вполне может заставить штурмовать испанский. Ну или хотя бы заняться шахматами.